somepoetry

Уже написан Вертер, Пиноккио украден,
уже закончен пленум (“Звезда” и “Ленинград”),
уже ушeл автобус – какого слова ради
он должен пассажиров ждать на пути назад.
Уже Венере - руки, а пионеру – галстук
отбили, развязали и пьeм на брудершафт,
сжимая еле-еле гранeное лекарство,
где еле-Церетели уместится в ландшафт,
где вера и Венера, и Вертер с пионером...
В начале было слово – ни огонька в ночи,
и скульптор Папа Карло томительно и нервно
сжимает как игрушку полено для свечи.

1 июля обещан третий номер альманаха "Флейта Евтерпы",
в редколлегию которого меня занесло неисповедимыми путями.
Петр Ильинский - мой, так сказать, коллега по редколлегии.


* * *

Не последним и не первым
Я касаюсь рукава -
Ты надеешься, наверно,
На какие-то слова.
Волосами-якорями
Набухают узелки,
Время плачет пузырями,
Разрастаются долги.
Чертит звездную дорожку
Глаз раскрытых бирюза -
Ты хотела бы, возможно,
Мне о чем-то рассказать.
Звук барахтается, тонет,
Плачет в мягкой черноте -
Умирающие кони
Не найдут пути к воде.
Фейерверки пышным кругом
Разлетаются в ночи,
Непонятные друг другу,
Мы по-прежнему молчим.
Нам к вину добавил склянку
Усыпляющих чернил
Добрый и бескрылый ангел
Тех, кто в юности любил.


* * *

Что за знакомство! И что за соседство!
Нет от блаженства целебного средства -
Видимо, нам друг от друга не деться -
Словно не хватит обыденных бедствий.
Будто нам мало креста и кургана,
Жгучей зимы, прилетающей рано,
Неисцелимого с детства изъяна,
Ржавых гвоздей и венков из бурьяна.
Мало - душе пребывать в нищете,
И возвращаться домой на щите,
Вечер - в обиде, а ночь - в тесноте,
День - в глухоте, слепоте, немоте.
Снег разрыхляют босые дожди,
Волосы вьются, забыв бигуди,
Но не грусти, а замри - погоди -
Главные беды у нас впереди.


* * *

Нет печали, даже малой —
Что «потом», «тогда», «теперь»?..
Лишь усталости подвалы
Распахнули плавно дверь.
И никто никем не брошен
На замерзшую кровать —
Хорошо, прощаясь с прошлым,
Ни о чем не тосковать.
И припев из песни дальней,
Как последнее письмо,
Все доносит: «I don’t love you,
I don’t love you anymore».

Весна в Новой Англии обычно наступает не раньше,
чем начинаешь всерьез верить, что в этом году ее
не будет. Кончается апрель, но до сих пор неясно,
когда случится это жест доброй воли. Видимо, поскольку
человек все еще надеется, природа все еще не спешит.
Елочка, зажгись!
Предлагаю уделить этой угрюмой местности немного внимания
и почитать кого-нибудь из авторов, вошедших в Антологию
русской поэзии Новой Англии.

Полный венок памяти А.Д.Сахарова можно прочесть здесь.


Сонеты из венка.

3

И новые взойдут в небесном лоне
Светила недоступной высоты,
И новые весенние цветы
Распустятся на бывшем полигоне,
И снова на убитом фараоне
Воздвигнут пирамиды и кресты,
И вновь, поняв бесплодие тщеты,
Трагедия предстанет в фельетоне.
Так отчего ж одних при взгляде в даль
Охватывают сумрак и печаль,
Другие беззаботны и беспечны,
А третьи ждут без страха на челе,
Хотя и знают, что как всё, не вечны
И в свой черёд сподобятся золе?


5

И новые взойдут в небесном лоне
Светила недоступной высоты,
И новые весенние цветы
Распустятся на бывшем полигоне,
И снова на убитом фараоне
Воздвигнут пирамиды и кресты,
И вновь, поняв бесплодие тщеты,
Трагедия предстанет в фельетоне.
Так отчего ж одних при взгляде в даль
Охватывают сумрак и печаль,
Другие беззаботны и беспечны,
А третьи ждут без страха на челе,
Хотя и знают, что как всё, не вечны
И в свой черёд сподобятся золе?


11

Незрима грань могилы и купели!
До середины наша жизнь длинна,
Нам кажется, что сбудется она,
В цвету сады и в моде менестрели.
Лишь у развалин первой цитадели
В недоуменье сгорбится спина,
А дальше - грязь, потери, седина
И годы камнепадом полетели...
Итог неуловимый, как фантом:
Не так. Не то. Не с теми. Не о том...
А чёрный клюв уже нацелен в темя!
А там, где Жизнь и Вечность сведены,
Стоит Забвенье и свернулось Время
У этой грани, словно у стены.


15

Далёких звёзд, растаявших во мгле,
Не виден след на вечном небосклоне.
И новые.вэойдут в небесном лоне,
И в свой черёд сподобятся золе.
Но не напрасно, мучась в кабале,
Мы пляшем в заводном аттракционе:
Есть высший смысл в незыблемом законе -
В расплате, в одиночке и в кайле,
И в том, чтоб пред собой не прятать глаз.
Я верю что-то есть превыше нас;
Незрима грань могилы и купели...
У этой грани, словно у стены,
Кладу венок, где терном сплетены
Звенящие тревожно иммортели.

У меня теперь в книжном шкафу специальная полочка есть,
для книг моих друзей и знакомых. На днях ее украсила
прелестная маленькая книжка "Совершенно летние", чудный
сборник пяти молодых поэтесс. Так теперь не издают уже -
на приятной на ощупь бумаге, с картинками, милыми виньетками
вокруг номеров страниц - и стихи, такие... такие хорошие!


Мидия

В обнаженно-покорном виде я
Замираю на блюде белом.
Я - раскрытая Вами мидия
С беззащитно блестящим телом.

Режьте, ешьте, лимоном брызгайте,
Заливайте вином - неважно!
Я доверчива, бескорыстна и
До последней прожилки - Ваша.

Шелест отмели тихой вспомнился,
Где росла я, подобно многим.
Звали в море селедки томные
И галантные осьминоги...

Но с улыбкой им вслед глядела я:
Их банальные ждали судьбы,
А меня - озаренье белое
И манящие Ваши зубы.


Осторожно, окрашено

Осторожно, окрашено. Льются перила
На ступени стекают, густеют и вязнут
В побледневших, закрашенных, стершихся фразах.
Говорила
Слишком мало, все больше глазами, иначе
Можнобыло бы ждать, что слова под мазками
Задрожат, затоскуют, собьются комками
И заплачут.
Осторожно, меняется цвет. На зеленом
Я могла разглядеть при желании тени,
Повторявшие двух силуэтов сплетенье
Отдаленно.
Но за новой, сверкающией бежевой кожей,
Так некстати покрывшей зеленые стены,
Отступают все дальше притихшие тени...
Осторожно.


Ангинка

лежу в жару. одиноко. гордо.
устав к утру от ночных метаний,
упрячу в серый туман подушки
обломок чугунный лба.
наждачный воздух шлифует горло:
оно, должно быть, к рассвету станет
латунно-гладким, литым, поющим,
сверкающим, как труба.


Ваш город

Не ждите, не ждите хорошей погоды:
Ваш город настолько печален,
Что солнце, к нему прикоснувшись случайно,
Ушло на заслуженный отдых.

Я знаю, я с ним говорила об этом.
Ему там, за тучей, спокойней.
Вы солнца не ждите, грустя на балконе -
Вернется не ранее лета.

Пока же просило сказать, что скучает,
И шлет поцелуй. Вот примерно
Такой. Передать по возможности верно
Просило... Простите, смущаюсь.

Прощайте. Вернусь, вероятно, не скоро,
Но все-таки раньше, чем солнце.
Мне нравится ваш удивительный, сонный
Печальный, простуженный город.

Очередной соблазн закрыть поэтическую лавочку я все же
преодолела. Сходила на еще одну презентацию сборника
"Заполнение пустоты", вышедшего месяц назад - нет, не
могу дать ссылку, нету. Жаловаться издателю.
Влезла в редколлегию альманаха "Флейта Евтерпы".
Ну то есть, не сама влезла, а Григорий Марговский меня туда вписал.



Витебская школа

К художникам витебской школы
Питаю привязанность я:
Оттуда мой прадед веселый
И вся их большая семья.
Шагаловский отрок со скрипкой,
Гордыней своей обуян,
Тропою заоблачно-зыбкой
Успел пересечь океан.
Он верил: крыла его вымчат,
Искусство хранит от невзгод!
А родичи... Горек и дымчат
Над Треблинкою небосвод.
И был музыкант бесприютен,
Лабал в кабаках за гроши...
Кровавыми тушами Сутин
Предрек разложенье души.

Сперва я мечтал о мольберте,
Но после решил - не пойдет:
Смешно притязать на бессмертье,
Нам важен реальный полет!
Чтоб дети звезду рисовали,
По струнам водили смычком,
Я пальцы сцепил на штурвале,
К магической цели влеком.
Сработает ли катапульта,
Раскроется ли парашют -
Легчайшим нажатием пульта
Вершится суровейший суд.
Застыну ли ангелом падшим
На чьем-нибудь там полотне -
С последним в истории хаджем
Покончить поручено мне.
Пера президентского росчерк
Наметил сражений исход:
Пикирует бомбардировщик,
Объект на экране растет...
За миг до того как арабы
Всем скопом отправятся в ад -
Мне чудится в камне Каабы
Малевича "Черный квадрат".


* * *

Каламбурить я с детства привык. Но о странах
Лишь по атласу знал. А сегодня-то, глядь:
Сын — в Голландии, мать и отец — на Голанах…
Ну а сам-то ты где? Остается гадать.
Но гадать надо тоже не с бухты-барахты,
Не на гуще кофейной — по книге «И-Цзин».
Не тревожься: инкогнито в этих морях ты!
Ты — из Минской династии. Съешь мандарин.
Погоди, не сдирай кожуру без разбора:
Старый Свет сковырнешь ненароком, а там —
Колыбель нашей Торы, да их Тора-Бора,
Да фахверковый, вечно сырой Амстердам!..
Еще в Минске ты родину Наполеона —
Городишко Аяччо — прочел как вопрос:
«А я чo? Я ничo…» Очень скромное лоно
Для кумира, не правда ли, великоросс?
Впрочем, ты россиянин с неменьшей натяжкой,
Чем насельник Сиона. Вернее всего —
Апатрид одинокий в депрессии тяжкой
Из эпохи изгнанничества осевой.
В Бонапарты не вышел. Когда-нибудь урну
С твоим прахом подпишет такой же игрун:
«Бурундук бурундийский, бурчавший сумбурно
И в Бургундии пересидевший бурун».

Мне тут не очень до стихов, пишу курсовые, много сразу.
Хорошо, что есть авторы про запас, а то остался бы ты,
о читатель, без стихов. Тебе ничего, а мне бы было стыдно.


* * *

прозрачный краб бегущий краем моря
и тяжкий слон идущий краем моря
и пегий пес за ним бредущий вслед
глядят на нас а мы с утра в раздоре
застрявшие в последнем разговоре
которому конца и края нет

прозрачный краб строитель безупречный
и тяжкий слон свидетель безупречный
и пегий пес как дервиш худ и сед
и дервиш сам со змейкой на предплечьи
явившийся пешком из междуречья
нас водят за нос их на свете нет

нет никого под кварцевой луною
прибитой к аравийским небесам
лишь сонный вишну тянет свой ассам
в отеле за картонною стеною
какой там summer я живу весною
а ты живешь по сломанным часам

и бог с тобой вернее бог со мною
а ты и сам умеешь ты и сам



* * *

такой румяный чистый плоский - как ты решился на роман
где ила быстрая полоска отодвигает океан
где белый глен лишившись лоска ложится в черное и вот
видны залатанные доски и бедный крашеный живот

сдавайся глен горючей грязи плавучий якорь волоча
как ты в болезни и боязни войну сподобился начать
покуда вязок безобразен ирландский берег ждет врага
эрато клянчит бога ради эвтерпа на ухо туга

покуда мидии поверив пределу тинистых времен
теряя аспидные перья сдаются сборщику а он
на мелях медлить не намерен - с мешком в перчатках до локтя
он напевает мизерере и беспощаден как дитя


* * *

не подошли ни яспис ни агат
ни халцедон сгущенный из тумана
как богдыхан мой лавочник богат
(сапфир сафьян терпенье драгомана)
над нами полдень плавится бульвар
а тут темно прохлада обветшалость
якши товар бормочет антиквар
и я зашла и на тебе попалась.

синеет комо берег в конопле
хуан миро в фаянсовых осколках
мы незнакомы ветрено шале
где все навеселе где втихомолку
я пробираюсь в комнату с окном
где липнет пыль и пахнет терпентином
где старый блютнер ходит ходуном
где госпожа пажу и господину
чинит обиду мучая смычок
а после ночь гранатовым браслетом
сует телеграфисту в сюртучок
(не надо жертв) где мы крадемся летом
в соседский сад где я его висок
лечу от комариного укуса
где виски в сок потерян поясок
где отторженье слабость анакруса

яснее яшмы средиземный день
продай мне день продай хоть черта в ступе
так нет же - тень наводит на плетень
и морщится и мнется - не уступит
он знает цену чортов караим
я ухожу он шепчет за спиною:
я не хозяин камушкам своим
пожалуй что они играют мною

Вот был бы у Горького интернет - он бы, может,
никогда не вернулся в Россию. А, скажем, Бунин
который и без интернета не вернулся, с интернетом
прожил бы совсем другую жизнь. Ну или там Бро...

Барри Вершов живет в Балтиморе.
У него, и у всех нас, его читающих, есть интернет.


Ретро

я тебя не просил мне поклон посылать
из далёкой страны, где когда-то давно
мы делили с тобою чужую кровать,
покупали на Рижском вокзале вино
и сухие грибы в овощном на Тверской, -
сумасшедшие деньги — полтинник стакан!..
мы с тобой не могли надышаться Москвой
и срывали в курьерском вагоне стоп-кран,
возвращались, ликуя, в сиреневый рай
и летела в лицо тополей шелуха -
ах, какой это был ослепительный май!..
мы любили друг друга на ВДНХ,
умывались росою в предутренней мгле,
беззаботно смеялись, считая гроши,
и шагали в обнимку по мокрой земле
под торжественный марш поливальных машин.
и плевать, что кричал нам сосед за стеной,
мир лежал на ладони — доступен и прост,
я был мужем тебе, ты была мне женой,
был Арбат, Маросейка и Каменный мост,
уводящий в кирпичные склепы дворов,
где рассыпчатым эхом кружились слова -
ну и пусть! мы с тобой говорили без слов
и сгорали, друг друга коснувшись едва...
что он там понимал, этот старый сатир,
заплутав в закоулках недоброй молвы!.. -
под кухонной бронёй коммунальных квартир
нам стучало беспечное сердце Москвы
и сердца отвечали ему в унисон,
...и сердца отвечают ему до сих пор...


Это был, -- написала ты мне,- только сон...

...расстоянью и времени наперекор
мы идём, укротители сьёмных квартир,
мы теперь неразлучны во веки веков! -
мы идём по Москве в наш сияющий мир
под тугое фанданго твоих каблуков!..


Чистый Понедельник

в глухое воскресенье шершавого начала,
когда мышкует сердце и бьется за флажком, —
застенчиво и страстно, она еще звучала -
мелодия надежды под сломанным смычком:

«...скажи мне, что случилось?!
скажи — еще не поздно!
скажи — мы все наладим,
скажи, что ты со мной!..
я приласкаю нежно
и вытру твои слезы,
ты только, Бога ради,
не прячься за стеной...»

но падали минуты в колодец ожиданья,
и солнце, утомившись, ушло за небосклон,
и звезды равнодушно рассыпались за гранью,
где таял звук последний, переходящий в стон.

...и, раненный смертельно, он бился у порога,
где меж двумя мирами мерцал пустой экран.
был Чистый Понедельник — бессмысленный и строгий,
и в обнаженном свете — коварство и обман.

отказываясь верить, он бормотал невнятно,
и называл любимой, утрачивая нить,
срывался вдруг в реальность
и вновь спешил обратно,
и маятник качался...

и надо было — жить.

У человека, видимо, есть извечная потребность
в каком-то другом "я". Документы, фотографии
и сотовые телефоны, казалось бы, совсем отняли
у него возможность скрыть при желании, где был,
что делал и как зовут. Но тут как раз появился
интернет. И теперь у нас снова есть возможность
создавать и читать загадочных анонимов.


* * *

Нагостившись в заморье, осень
Опадает дождями вниз,
Счастья глупое сердце просит
И согласно на компромисс.
Обезглавлен наполовину
Утопает закат в крови,
Карты в руки и ветер в спину:
Если можешь держать - лови!

Нет бы опиум дать народу,
Но любой исключая шанс,
Адвокаты чужой свободы
Рекламируют мезальянс.
Слишком дороги их услуги,
А кругом не видать ни зги,
В подпространстве, как белка в круге, -
Если можешь бежать - беги!

Отдохнуть от трудов напрасных
Можно завтра, неужто нет?
По признаньям иных несчастных
Не фантазия это, - бред.
Крутит нитку дурная пряха,
Замаячил конец пути,
Так навстречу, не зная страха,
Если можешь летать - лети!


* * *

      Запад есть Запад, Восток есть Восток.
      Но стоит Европе свихнуться чуток...

Спи. На зеркальные пруды
ложатся тени.
Следы раздумий и плоды
плывут отдельно.
Те, что рождались на краю
твоей вселенной,
И отдавали суть свою,
но постепенно,
Как годы, замкнутые в круг,
навеки каждый,
Как дали, вспоротые вдруг
межой бумажной.
Спи. Отстраненность не порок,
и отдаленность
Не расстояние, не срок -
определенность.
Определяя наугад,
не ошибется,
Кому сворачивать назад,
кому бороться
С текучим зеркалом воды.
Но шансы плохи.
Спят облетевшие сады.
Конец эпохи
На тумбах каменные львы
пережидают,
В пространстве плоскости, увы,
не совпадают,
И даже в нынешний момент,
не параллельны.
Так спи. В ночи твой континент
плывет отдельно..