somepoetry: (Default)

Я в Израиле, это замечательно!
Неожиданные технические проблемы
вынуждают работать на чужом компьютере.
Дайте знать, если выпуск получился кривоват.


* * *

Окно мое не на фруктовый сад –
глядит на Иудейскую пустыню.
Одно здесь корни дерево пустило –
на нем раздора яблоки горят.

И раскаленный воздух недвижим,
и жар песка не остывает ночью.
Я дом построил, где пророк пророчил,
что возродится Иерусалим.

Окно мое – не на фруктовый сад...
Пейзаж вдали – верблюды, бедуины.
Как будто написал свою картину
художник много сотен лет назад.

Рассвет встречая, птицы не поют,
а слышен сонный голос муэдзина.
Окно – на Иудейскую пустыню,
где иудеи больше не живут.


* * *

Все – суета... Сценарий заранее расписан.
Не поменяться ролью, контракт не разорвать.
С душой без покаянья убийца в прошлой жизни
родится в новой жизни с проклятьем убивать.

За взлетом – возвращенье к первоначальной точке.
Кто был участник бала? Кто справит торжество?
Неповторимый город построит мудрый зодчий,
но варвары ворвутся и разгромят его.

Мне мир не переделать. Живу, с собою споря.
Хочу дойти до сути, и знаю: не дойду.
Я в рамках задыхаюсь. Шаблоны – как заборы.
И суечусь, чтоб выйти за эту суету.



* * *


Что любовь? – Райский запах
или адский цветок?
Как я рвался на Запад,
а попал – на Восток.

Ссорясь, мчался к закату,
ты – туда, где восход.
Как я рвался на Запад,
а попал – на Восток.

Пред твоими глазами
устоять я не смог.
Как я рвался на Запад,
а попал – на Восток.
somepoetry: (Default)

Признаюсь, был у меня зуб на Владимира Добина.
Он работал редактором в русской газете, и мои
стихи весьма некрасиво, на мой взгляд, не оценил.
Добина уже нет в живых, сейчас, пожалуй, то время,
когда израильтянам стоит простить друг другу
мелкие старые обиды. И стихи хорошие.


* * *

В сквере, около фонтана,
где лежит пушистый снег,
ходит-бродит рано-рано
одинокий человек.

Хоть и холодно, однако
он в пальтишке налегке.
Одинокая собака
у него на поводке.

Остановится прохожий
в изумлении на миг:
боже, как они похожи —
пес озябший и старик.

Много лет прошло, однако
вижу: только рассветет,
одинокая собака
одинокого ведет.


* * *

от в рубище идет израильтянка.
Как смоль, чернеют волосы до пят.
И пахнет тело лавром и орехом.

Вот голос, уходящий в небеса,
о чем-то молит,
но в ответ — молчанье,
лишь музыка негромкая слышна.

Вот красно-белый панцирь олеандра,
кувшинки распустившихся магнолий
и серебристый проливень олив.

Вот в этом всем,
как в зеркале, увижу
тебя, Израиль,

и случится чудо —
останусь вдруг с тобой
наедине.


Прости меня

Прости меня, что я Тебя не вижу
за этой синью в дальнем далеке,
над черепичной вымокшею крышей,
в идущем мне навстречу старике.

Прости за то, что, вздрогнув среди ночи,
я слышу голос тихий, но не Твой...
Он, как и я, Тебя увидеть хочет
и все не может встретиться с Тобой.

Прости меня...
Казалось мне, что ныне
сама земля подарит встречу нам.

Но, как и встарь, молчит во тьме пустыня.
И все еще безлюден Третий храм...
somepoetry: (Default)

Война. Израильтяне ночуют в бомбоубежищах.
Израильские ВВС бомбят Ливан. Не знаю, придется ли
в этот раз вводить танки. В прошлый - пришлось.


Ода на взятие Тира и Сидона

Oтхлыньте каменные воды
от ледяных брегов реки
где бывшие сидят народы
посмертно свесив языки
чудь весь и жмудь и рось - этруски
на ложе Каменной Тунгуски
Аккад под ледниковым льдом!
дивись как дым масличной рощи
пламена жирные полощет
и где он Тир и где Сидон!

Свисти в железные свирели!
дудите в скотские рога!
достигли люди Ариэля
твердынь смущенного врага:
Сидон! о где гордыня Тира?
в согласии с устройством мира
и мы и эти состоим:
из фосфора души и меда
железа и одной свободы
какой не досыта двоим.

Не потому ль на подвиг ратный
нас честь подвигнула и спесь
что есть война - на мир обратный
но мир в котором все как есть
и будет дале и доколе
внутри нас труп желает воли
из тела выкинуть побег
не многим раньше чем бывало
в долины лунные Ливана
себя отпустит человек.

Когда же тень утру склонится
шатнувшись прежде чем упасть
непевчая как ангел птица
откроет и закроет пасть
И распахнет ночные очи
и два крыла по следу ночи
по следу теплому войны
и выдох - черный облак пара
из уст просыплется шофара
и ляжет подле тишины.

Тогда на горбе дромадера
- и вид его невыносим -
и вылетит заря-химера
приплясывая на рыси
на холме пепельном верблюда
переломив хребет Джаблута
в бурнусе белом мертвеца
разбросив рукава пустые
по каменной летит пустыне
с дырою розовой лица.

И вся она хамсина стая
и по тому что тишина
вязь трещин черно-золотая
по скорлупе нанесена
и вся она - хамсина стая
и за спиной ее летая
оттягивает косы визг
назад до кости обнаженной
дабы - открывшись - лик тяжелый
под теменем ее провис.
somepoetry: (Default)

Я очень люблю День Независимости в Израиле.
В нашем поселении обычно делают большой пикник
со своим собственным салютом. Крутишься среди
соседей, которых иногда месяцами не встречал,
улыбаешься всем, таким разным, а потом смотришь
в рвущееся разноцветное небо под залпы салютной
установки. Час назад по телевизору закончилась
трансляция списка погибших за Родину, целые
сутки на экране ничего, кроме имен... А после
этого - орудийные залпы, небо в мнимых, но алмазах,
в ушах мысленное ликующее "Москва салютует героям"...

На этой неделе в Израиле - День Независимости, Йом ha-Ацмаут.


Йом ha-Ацмаут

С запрокинутой головой
Сколько сможешь ты простоять?
Пять минут? Или, может, пять
Дней творенья? Пойди, постой.

Разрастаясь, гремит салют.
Вместо звука крошится свет…
Для тебя даже места нет –
Потерпи эти пять минут!

Пять минут – ерунда, пустяк.
Вырываясь из пустоты,
Рыбы, птицы, ручьи, цветы
Обживут первобытный мрак.

Приближается твой черёд.
Небо в схватках… Разрыв, как крик…
Чтобы ты в этот мир проник,
Размыкается створ ворот.

…Ты застыл от Творца вдали,
За мгновенье до тишины:
День рожденья твоей страны –
День рожденья Его Земли.


Лестница

Луч, забрызганный тенью,
появился, пропал,
полоснув по ступеням,
уходящим в подвал.

Удержаться не в силах,
ты бежишь что есть сил,
не держась за перила,
не касаясь перил.
------
Ну, кузнечик, доволен?
Наскакался вполне?
Опоясанный болью,
ты лежишь на спине.

Эх, ступени, ступени,
кто ж лежачего бьёт?
Поднимайся: паденье -
лишь расплата за взлёт…


Радуга

…Тучи застыли, словно
им уже сотни лет.
Небо прорезал ровный,
пахнущий солнцем свет.

Кто, осушая сырость,
сложит внутри меня
из многоцветья мира
радужный контур дня?

Кто мановеньем жезла
песне взрастит крыло?
Радуга, ты исчезла.
Солнце тебя сожгло.


* * *


Лишь шаг вперёд
С крыльца родного:
Ступил на лёд –
Коснулся слова.

И нет причин
Быть виноватым.
Лишь шаг один –
Земля поката.

Летишь, как тюк,
В слепом пареньи.
Но в сердце – стук
Стихотворенья.
somepoetry: (Default)

Апрель - это Песах, это весенние еврейские даты,
разговоры о свободе, Независимости, и их цене.
А для нас это время знакомства с израильскими поэтами.


* * *

Такого рода истории довольно обычны тут;
частность деталей только шлифует сюжеты расхожие;
например, она - еврейка, он, ее муж, - якут,
их дети - конечно, евреи, но скуластые и раскосые.

Все они обожают питы и луковый суп;
дети слегка посмеиваются над ивритом родителей;
якут примеряет кипу; впрочем, не в этом суть,
а суть в той жизни, которую они впервые увидели.

Конечно, Ришон-ле-Цион - вовсе не Магадан:
пальмы, цветущие кактусы, плюс десять кажутся холодом;
впрочем, и это не суть; просто поближе ко льдам
жизнью считался зазор меж наковальней и молотом.

Семья садится в автобус и едет в Иерусалим;
они снимаются в Старом городе и на фоне дворца Давидова;
и вдруг понимают, что все это никогда не будет своим,
и этого достаточно, чтобы им никто не завидовал.



* * *

     Памяти Б.А.Слуцкого

Мне рассказывали, что Борис Абрамыч
носил складной брезентовый стульчик -
он жил в Москве в доме без лифта
чуть ли не под самою крышей.
Подымается на один этаж, разложит стульчик,
посидит, пока не наскучит,
снова сложит стульчик и не спеша подымается выше.

И никому не жаловался, и ни у кого не просил
никаких поблажек и привилегий,
а чтобы изношенное сердце слегка привести в порядок,
бормотал на ходу Незнакомку
или Песнь о вещем Олеге
или, если в плохом настроении,
что-то из потайных тетрадок.

А лежали эти тетрадки в ящике из-под тушенки где-то
в темном чулане,
а сверху стояла кухонная посуда.
И стихи жили в ящике, словно евреи в гетто:
рождались, учились, взрослели, создавали семьи,
работали и умирали, не выходя отсюда.

И вот Борис Абрамыч идет,
сколько хватает дыханья, бормочет,
вспоминает жизнь, удивляясь просто тому, что выжил,
разложит строчку на отдельные слова,
словно на прочность проверить хочет,
сложит строчку чуть-чуть по-другому
и опять подымается выше.



* * *

       Я поселился в городе, которого нет.
          Арье Ротман


Здесь просторны проспекты, высоки и светлы дома;
на улицах немноголюдно, жизнь ясна и пряма,
и по ночам неяркий, успокоительный свет —
я проживаю в городе, которого нет.

Здесь транспорта очень мало — разве что для калек:
зачем торопиться людям, для которых что день, что век?
А в небе почти ежегодно происходит парад планет —
я проживаю в городе, которого нет.

Здесь редко имеешь дело с полицией и судом,
ибо библиотека — главный в каждом районе дом,
а мэром на третий срок избран мой друг-поэт, —
я проживаю в городе, которого нет.

Здесь бывает холодно летом и жарко зимой,
а дороги все непременно ведут домой;
дом существует в реальности, город — наоборот:
он появился со мной и со мной умрёт.

И когда разойдутся люди с его похорон,
все строения рухнут, вздыбится чёрный гудрон,
библиотеки города скроются под огнём,
и больше никто никогда не поселится в нём!..
somepoetry: (Default)

9 Ава. Традиционно трагический день в еврейской истории.
День, на который все время выпадают беды и несчастья.
И то, что на этот день назначают плановые несчастья,
кажется даже в каком-то смысле закономерным.
На завтра в Израиле назначено выселение еврейских
жителей сектора Газы. Главное, чего очень хочется -
чтобы все, кто принимает в этом участие, остались людьми.

Извините за политику. Надеюсь, это одноразово.
Рассылка уходит в отпуск. Следующий выпуск - в сентябре.


15 августа 2005 года.


1

Этот август блаженный,
Этот август блажной
Притаился геенной
За моею спиной.


Жизнь с удавкой на шее
Под восторженный рёв:
«Выгоняйте евреев
Из еврейских домов!»


Что за глупости – шея?
Повисел и забыл:
«Изгоняйте евреев
Из еврейских могил!»


Как в отстойнике, тихо.
Спит земная юдоль.
За дверьми Гуш-Катифа
Только боль…


2

Тишина, как в гробнице,
Даже ветер устал…
Хорошо ли Вам спится,
Господин генерал?


В кабаках и трактирах,
Предвкушая бедлам,
Все погромщики мира
Аплодируют Вам.


Лишь бездомные топчут
Тропку в рай, стар и мал…
Мы не снимся Вам ночью,
Господин генерал?


3

Обвинения, крики
Принимаем, скорбя…
Защити нас, Великий,
От забывших Тебя.


Дай очистить от скверны
Взбаламученный край.
Но своих самых верных -
Не карай…
somepoetry: (Default)

Всегда преклонялась перед людьми, способными
переводить стихи. Борис Суслович занимается
этим при массе отягчающих обстоятельств.
Он переводит в свободное время и собственное
удовольствие, и это при том, что стихи ему
тоже порой необычайно удаются.
Последнее - из самых моих любимых.


* * *

Разбросанным по датам городам
Назначено свиданье деловое.
На утвержденьи календарный план,
Отчёркнутый гранитною Невою
На взмётанных копытах площадей,
На залах неопознанных музеев,
На несуразной сутолоке дней,
Сумевших призадуматься, глазея
На жизнь, на беспрерывный монолог
Без слов, стихами, неразъёмным цветом;
Внезапно уходящий из-под ног
Кусочек ночи, спугнутый приветом.


* * *

Я брёл по старому мосту
В начале марта, в пол-второго.
Боясь растаять на лету,
Снежинки падали на город.

Они спешили, как домой
Спешат разорванные пары,
Припасть к шершавой мостовой,
К щербатым, липким тротуарам.

Они спешили, как давно
Когда-то в жизнь спешили дети.
Им, глупым, было всё равно,
Их встретят здесь или не встретят,

Их ждут - не ждут, им рады - нет.
На мостовых и тротуарах
Ёще не снег - уже не снег -
Лежали тающие пары.



* * *

Время восстановимо
По клочкам, уцелевшим в мозгу,
Если память - причина
Спотыканий на каждом шагу
На пути к безразличью;
Если каждый одолженный взгляд
Или глупая стычка -
Катапультой швыряют назад;

Если ловишь минуту,
Раздражённо бегущую вспять,
Если проще свихнуться,
Чем от сердца тебя оторвать,
Если тащатся мимо
Наши встречи в наручниках снов,
Время восстановимо,
Если время с тобой заодно;

Если злясь и дурачась,
Тяжеля и коверкая груз
Сопричастности, прячешь
Застарелую фразу: "Не трусь,
Не копайся в умершем,
Это - лишнее. Истина - рост
Фантастических версий,
Фантастических грёз".
somepoetry: (Default)

Наступил 5765 год.
По традиции, будем ждать от него чего-нибудь хорошего.
И читать что-нибудь традиционное, как гефилте фиш.


Из цикла "Готика еврейского местечка"

Баллада о сапожнике Герше.

Герш-сапожник летней ночью,
После трех стаканов водки,
Шел походкой прихотливой
Из корчмы домой.
Шел он улицей пустою,
Мимо старой синагоги,
Где молитвы не звучали
Целых триста лет.

Словно холодом дохнуло
От развалин почерневших,
Показалось Гершу, будто
Огонек мигнул.
И тотчас остановившись,
Он прильнул к стене разбитой,
И всмотрелся осторожно
В синий полумрак.

Он увидел восемь старцев
В окровавленных одеждах,
А на камне свиток Торы,
А над ним - свечу.
А над Торою склонился
Старый ребе Элиягу,
Гайдамаками убитый
Триста лет назад.

Хмель развеялся мгновенно.
Отшатнулся Герш-сапожник
И хотел бежать, да ноги
Приросли к земле!
И взглянул покойный ребе
На испуганного Герша,
И промолвил: "Наконец-то
Есть у нас миньян".

Протянул он Гершу руки,
А в руках зияли раны
От гвоздей, что были вбиты
Триста лет назад:
Был раввин упорен в вере,
И за это гайдамаки
Пригвоздили Элиягу
Мертвого к стене!

И сказал раввин печально:
"Не могли мы помолиться,
нас ведь было только девять -
это не миньян.
Потому-то и не слышал
Нас небесный Вседержитель,
И выходит, ты, сапожник,
Вовремя пришел".

И молился Герш-бедняга
В синагоге с мертвецами,
А как утро засветилось -
Стал одним из них.
И нашли его соседки -
Шифра-знахарка и Двойра,
И вдову его позвали,
И сказали ей:

"У покойников в миньяне
Герш находится отныне,
Чтоб могли они молиться
За живых - за нас".
И вдове они велели
Вылить воду из кадушки,
Потому что ангел смерти
В ней омыл свой нож.

…С той поры промчались годы.
Нет евреев в Яворицах.
Стерлась память, и окончен
Наш рассказ о них.
Но безлунными ночами
У развалин синагоги
Кто-то молится беззвучно
За живых - за нас.
somepoetry: (Default)
Пусть сегодняшний несерьезный выпуск
напомнит вам, что до 1 апреля еще есть
несколько дней, можно придумать
и реализовать чудные розыгрыши,
а то лучшие идеи появляются в голове
обычно 2 апреля.

Игорь Губерман, конечно, к большим
поэтам никак не относится. Он и к небольшим,
между нами, с большой натяжкой. Однако
его прозу я охотно рекомендую почитать.

Гарики же в большом количестве как-то не очень.
Но в небольшом - очень даже.


Гарики о жизни:

* * *
Покуда мне блаженство по плечу,
Пока из этой жизни не исчезну,
С восторгом ощущая, что лечу,
Я падаю в финансовую бездну.

* * *
Я свободен от общества не был,
И в итоге прожитого века
Нету места в душе моей, где бы
Не ступала нога человека.

* * *
Вдовцы Ахматовой и вдовы Мандельштама
Бесчисленны. Судьбой неколебим,
Любой из них был рыцарь, конь и дама,
И каждый был особенно любим.

* * *
За страх, за деньги, за почет
Мы отдаемся безвозвратно.
И непродажен только тот,
Кто это делает бесплатно.

* * *
На всех перепутьях, что пройдены,
Держали, желаю мне счастья,
Стальные объятия родины
И шею мою, и запястья.

* * *
Я молодых, в остатках сопель,
Боюсь, трясущих жизнь, как грушу.
В душе у них темно, как в жопе,
А в жопе - зуд потешить душу.

* * *
Привычные, безмолствуют народы.
Беззвучные, горланят петухи.
Мы созданы для счастья и свободы,
Как рыба - для полета и ухи.


Гарики о евреях:


* * *
Все предрассудки прочь отбросив,
Но чтоб от Бога по секрету,
Свинину ест мудрец Иосиф
И громко хвалит рыбу эту.

* * *
Душу наблюдениями грея,
Начал разбираться в нашем вкусе я:
Жанровая родина еврея -
Всюду, где торговля и дискуссия.

* * *
Скитались не зря мы со скрипкой в руках -
На землях, евреями пройденных,
Поют и бормочут на всех языках
Еврейские песни о родинах.

* * *
Есть мечта - средь евреев она
Протекает, подобно реке:
Чтоб имелась родная страна,
И чтоб жить от нее вдалеке.

А это мой самый любимый гарик:

* * *
Какие женщины подчас
Шептали: "Дорогой!
Конечно, да! Но не сейчас,
Не здесь и не с тобой"

Profile

somepoetry: (Default)
somepoetry

June 2015

S M T W T F S
 123456
78 91011 1213
14151617181920
21222324252627
282930    

Syndicate

RSS Atom

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jun. 12th, 2025 01:25 pm
Powered by Dreamwidth Studios