Выпуск 198. Иосиф Бродский

Те, кто читают рассылку давно, знают, что я обычно
пишу в это время года. Я рассказываю, что рассылке
стукнуло сколько-то лет, что мои года стучат примерно
тогда же, отмечаю круглый номер выпуска, кратный 50,
шлю свои стихи и зову оставаться с нами.
Однако я выбилась из графика, до выпуска #200 еще есть
время, до моего дня рождения - тоже несколько дней.

И позволю я себе сегодня нечто доброе и банальное,
расскажите, пожалуйста, как вы к этому относитесь.



Рождественский романс

      Евгению Рейну, с любовью

Плывет в тоске необьяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.

Плывет в тоске необьяснимой
пчелиный ход сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.

Плывет в тоске необьяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необьяснимой.

Плывет во мгле замоскворецкой,
плывет в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не обьясняя.

Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.

Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.

28 декабря 1961


Пилигримы

       Мои мечты и чувства в сотый раз
       идут к тебе дорогой пилигримов.
           В. Шекспир

Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,

мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.

Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.

За ними ревут пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды дрожат над ними,
и хрипло кричат им птицы:

что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным
и сомнительно нежным,

мир остается лживым,
и остается вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.

Быть над землей закатам,
быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.

И, значит, не будет толка
от веры в себя и в Бога.
...И, значит, останутся только
иллюзия и дорога.

1958