Выпуск 247. Юрий Кублановский.

* * *

Под вьюжной крупой голубиной
и тонкою тогой -- плеча,
покрытые свежей патиной,
родителя и палача.
Мы сироты власти Петровой,
что ласковой кажется нам.
Под стенами крепости новой
навстречу торосам и льдам
он терпит едва на престоле
одряблой кагал татарвы,
всё цепче держа на престоле
летучее устье Невы.


* * *

Скажи, свидригайловский скворка унылый,
души разночинной анатом,
двум дремлющим сфинксам над северным Нилом
не ты ли приходишься братом?

(Два сфинкса -- не ясно, чета или пара
самцов, для решительной схватки
готовых, когда б не пускала гитара
слезу нигилисту в тетрадки.)

Упрятать бы в трюмы египетских тварей,
чтоб мы не казались рабами
себе же -- покуда картавый татарин
не хряпнул нас медными лбами!

Но поздно. И в горле застрявшая корка,
и в спину летящая скалка...
Петропольский скворка -- скрипучая створка
над миром,
которому Бога не жалко.


* * *

           И.Б.

Систола -- сжатие полунапрасное
гонит из красного красное в красное.
Словно шинель на шелку,
льнет, простужая, имперское -- к женскому
около Спаса, что к Преображенскому
так и приписан полку.

Мы ль предадим наши ночи болотные,
склепы гранитные, гульбища ротные,
плацы, где сякнут ветра.
понову копоть вдыхая угарную,
мы ль не помянем сухую столярную
стружку владыки Петра?

Мы ль... Но забудь эту присказку мыльную.
Ты ль позабудешь про сторону тыльную
дерева, где вороньё?
Нам умирать на Васильевской линии!
-- отогревая тряпицами в инее
певчее зево своё.

Ведь не тобою ли прямо обещаны
были асфальта сетчатые трещины,
переведенные с карт?
Но воевавший за слово сипатое
вновь подниму я лицо бородатое
на посрамлённый штандарт.

Белое -- это полоски под кольцами,
это когда пацаны добровольцами,
это когда никого
нет пред открытыми Богу божницами,
ибо все белые с белыми лицами
за спину стали Его.

Синее -- это когда пригнетаются
беженцы к берегу, бредят и маются
у византийских камней,
годных еще на могильник в Галлиполи,
синее -- наше, а птицы мы, рыбы ли
-- это не важно, ей-ей.

Друг, я спрошу тебя самое главное:
ежели прежнее всё -- неисправное,
что же нас ждет впереди?
Скажешь, мол, дело известное, ясное.
Красное -- это из красного в красное
в стынущей честно груди.