Выпуск 108. Василий Борисов
Feb. 28th, 2004 08:34 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Когда человек выбирает псевдоним "Шмубзик",
как это сделал Василий Борисов, можно представить,
что он будет писать под этим псевдонимом.
Правильно, приколы всякие, хармсовщину всевозможную, и просто стихи.
Из "жалобной книги" сайта Буриме.
------------- Fri Jun 2 11:57:48 2000 ------------
Закушав рюмку грамотного Фета
кусочком подрумяненного "Пушкин",
неначатого Блока из буфета
достать и откупорить благодушно.
Как Блок хорош, особенно вприкуску
с Есениным, под шубой запеченным,
a если Маяковского по-русски
хватить и вмиг Ахматовой моченой
заесть - вот наслаждение, вот победа.
Kрепленый Бродский светит изумрудом,
заждавшись окончания обеда,
волнуются в графинах и сосудах
бесценный Тютчев, выдержанный Белый,
и Анненский заветный, трехгодичный,
наутро в слабой памяти пробелы
заполнит легкий Бальмонт гармонично.
За ним пойдут седые иностранцы,
Шекспир и Байрон прямо с Альбиона,
и Блейк, благоухая померанцем,
и Элиот, бессменный и бездонный.
Лонгфелло из бутыли удлиненной,
коктейль из Шелли с Китсом несравненным.
Вот сквозь хрусталь графина ограненный,
багряный, словно кровь из чьей-то вены,
Рембо лучи дневные преломляет...
действительность колеблется и тает...
вернулся....
Я вышел на волю -
чарльстон раздается,
танцуют паяцы,
тома издаются.
Ну, поле и поле -
овраги, болотца:
чего здесь бояться?
к чему тут приткнуться?
Я вышел из воли -
корытца, колодцы,
не звезды, ни солнце
сюда не пробьются.
А, в общем, доволен, -
живу как придется,
(такие коленца
мне тут удаются).
На воле, в неволе -
эмоций, милиций,
в полете абстракций,
в плену конституций,
достаточно боли,
чтоб с нею сродниться,
и только смеяться,
как боги смеются
как это сделал Василий Борисов, можно представить,
что он будет писать под этим псевдонимом.
Правильно, приколы всякие, хармсовщину всевозможную, и просто стихи.
Из "жалобной книги" сайта Буриме.
------------- Fri Jun 2 11:57:48 2000 ------------
Закушав рюмку грамотного Фета
кусочком подрумяненного "Пушкин",
неначатого Блока из буфета
достать и откупорить благодушно.
Как Блок хорош, особенно вприкуску
с Есениным, под шубой запеченным,
a если Маяковского по-русски
хватить и вмиг Ахматовой моченой
заесть - вот наслаждение, вот победа.
Kрепленый Бродский светит изумрудом,
заждавшись окончания обеда,
волнуются в графинах и сосудах
бесценный Тютчев, выдержанный Белый,
и Анненский заветный, трехгодичный,
наутро в слабой памяти пробелы
заполнит легкий Бальмонт гармонично.
За ним пойдут седые иностранцы,
Шекспир и Байрон прямо с Альбиона,
и Блейк, благоухая померанцем,
и Элиот, бессменный и бездонный.
Лонгфелло из бутыли удлиненной,
коктейль из Шелли с Китсом несравненным.
Вот сквозь хрусталь графина ограненный,
багряный, словно кровь из чьей-то вены,
Рембо лучи дневные преломляет...
действительность колеблется и тает...
вернулся....
Я вышел на волю -
чарльстон раздается,
танцуют паяцы,
тома издаются.
Ну, поле и поле -
овраги, болотца:
чего здесь бояться?
к чему тут приткнуться?
Я вышел из воли -
корытца, колодцы,
не звезды, ни солнце
сюда не пробьются.
А, в общем, доволен, -
живу как придется,
(такие коленца
мне тут удаются).
На воле, в неволе -
эмоций, милиций,
в полете абстракций,
в плену конституций,
достаточно боли,
чтоб с нею сродниться,
и только смеяться,
как боги смеются