somepoetry

Еще из испаноязычной классики.
Имя Неруды связано в нашем сознании с чем-то
очень коммунистическим. С его творчеством мне
пришлось знакомиться по сборнику "Венок Неруде",
где, кроме самого Неруды, читать ничего не стоило.
Но самого Неруду - стоило.

Ода яблоку

Яблоко,
позволь тебя
приветствовать,
рот переполнить
именем
твоим,
разгрызть тебя.

Ты вечно новое —
новей всего
и всех,
как будто
только что упало
с веток рая,
ты светлая
и сочная щека,
окрашенная
пурпуром рассвета!

Как пресны
купленные
заодно
с тобою
плоды земные:
костлявая
старуха слива,
ячейки винограда,
и манго хмурое,
и смоква,
похожая на батискаф.

Ты словно алая
помада,
ты пышка
ароматная,
ты круглый сыр
растительного мира.

Когда кусаем мы
твою округлую
невинность,
мы тоже ощущаем
на какой-то миг
себя
новорожденными.

В нас что-то есть
от яблок.
Всеобщего
хочу я изобилъя,
приумножения
твоей семьи,
мечтаю
о целом городе,
о государстве,
о Миссисипи яблок,
хочу увидеть
на этих берегах
людей
со всей
земли,
соединенных
и объединенных
наипростейшим актом —
раскусыванъем яблока.

Отрывки не могу найти из чего :(

VI
В чаще лесной, заблудившись, срезал я темную ветку,
и к пересохшим губам поднял я шепот ее:

это, наверное, был рыдающий голос ливня,
колокола разбитого или пронзенного сердца.

Что-то из дальней дали вдруг предо мной возникло,
спрятанное глубоко, скрытое под землею,
возглас, давно заглушенный
осенью беспредельной,
из разметенных листьев, из влажного полумрака.
И, губами моими разбуженная от забытья лесного,

ветка орешника глухо и тихо запела,
и блуждающий запах ветки
в сознанье мое просочился,
как будто меня отыскали давно позабытые корни,
с детством моим далеким потерянная отчизна,
и я замер на месте, пронзенный
блуждающим ароматом.

IX

Удар волны в непримиримый камень,
и вспышка света,— распустилась роза! —
и кругозор морской стал каплей синей соли,
одной лишь виноградиной зеленой.
Магнолия, растаявшая пеной,
магнитные блужданья, смерть в расцвете,
из были в небыль вечные возвраты,
круговороты истолченной соли.

Мы тишину в себе оберегаем,
любовь моя, пока свергает море
своих восторгов статуи и башни,
не потому лъ, что в тех незримых тканях
из нескончаемых песка и влаги
мы нашу нежность прячем от погони?

XXXVIII

Твой дом шумит, как будто поезд в полдень,
гудят в нем осы и поют кастрюли,

считает водопад свои росинки,
твой смех похож на пальмовые ветви.

Лазурь стены ведет беседу с камнем,
и, как пастух, приходит телеграмма;
меж двух смоковниц зеленоголосых
появится Гомер в сандалиях бесшумных.

У города здесь нет ни голоса, ни плача,

ни бесконечности, ни музыки, ни гула —
одна беседа львов и водопада,
и ты встаешь, поешь, спешишь куда-то, сажаешь, варишь, шьешь,
уходишь и приходишь, но только ты ушла — и вдруг
зимой запахло.

Перевод М.Алигер